Стихи эльдара рязанова, Стихи Эльдара Рязанова...
Очутился в лазарете на больничной простыне, и в лицо дохнуло смертью, вроде, я уже извне. А как зажигательны скрипки От нежной зазывной улыбки. А любить жену, друзей, природу — не такой уж, право, примитив. Не стану я тащиться на буксире и доживать послушно, как живу. В этом качестве я представал впервые, пришел, в общем-то, с улицы.
Издательство: Эксмо , г. Серия: Золотая коллекция поэзии. Цена р. Страниц: Газетная — прочитаете за 8 дней. Рейтинг 8. Оценить оценило: 9. Аннотация к книге "Стихотворения" Перед вами книга стихотворений Эльдара Рязанова. Иллюстрации к книге Эльдар Рязанов - Стихотворения. Рецензии на книгу «Стихотворения» Покупатели 5. Читали эту книгу?
Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления. Написать рецензию. Автор рецензии покупал эту книгу в Лабиринте.
Шакурова Лилия. Абрамова Мария. Читать полностью. Но она содержит не только то, что написано на обложке - " Стихотворения " - но и краткие отрывки прозы Эльдара Александровича, в основном, мемуарного характера.
Кстати, к каждой песне указан композитор, а краткие воспоминания этих композиторов о Эльдаре Александровиче прекрасно дополняют текс. Товары по теме: "Эльдар Рязанов. Ирония судьбы, или…" Ольга Афанасьева "Эльдар Рязанов. Встречи и беседы. Интервью, статьи, университетские тексты" "Избранное. Все отзывы и рецензии 5. Если вы обнаружили ошибку в описании книги " Стихотворения " автор Рязанов Эльдар Александрович , пишите об этом в сообщении об ошибке.
Позвонить по скайпу. У вас пока нет сообщений! Дарим 50р. Баллы за ваши отзывы на книги. Вход или регистрация в Лабиринте. Здесь будут храниться ваши отложенные товары. Вы сможете собирать коллекции книг, а мы предупредим, когда отсутствующие товары снова появятся в наличии! Ваша корзина невероятно пуста. Не знаете, что почитать? Здесь наша редакция собирает для вас лучшие книги и важные события. А тут читатели выбирают все самое любимое.
Сумма без скидки 0 р. Вы экономите 0 р. Итого 0 со скидкой 0 р. Баланс 0 р. Искать Отмена. Скопировать номер. Соединить с оператором. Обратный звонок. Английский язык Билингвы. Другие языки Билингвы. Испанский язык Билингвы. Итальянский язык Билингвы. Немецкий язык Билингвы. Французский язык Книги для детей Назад в «Книги» Все книги в жанре «Книги для детей» Все книги жанра Детская художественная литература Детский досуг Первые книги малыша.
Игровые миры. Подряд сразу две прослушала. Думаю продолжить этот цикл. Но об этом, когда дослушаю до конца, поделюсь. Дом Под Горой. Легендарный режиссёр выдавал свои стихи за чужие! Эльдар Александрович Рязанов, которому сегодня исполнилось бы 92 года, был личностью разносторонней. Помимо режиссёрского таланта, он был сценаристом, телеведущим, поэтом Вот о последней, стихотворческой стихии Рязанова мы сегодня и поговорим.
Стихи Эльдар Александрович писал с 16 лет - он вообще тогда хотел связать свою жизнь с литературой. Но потом перестал. Стихи, по воспоминаниям режиссёра, были тогда слабые, подражание классикам. К рифмованным строкам Рязанов ненадолго вернулся, когда писал сценарий "Гусарской баллады" Славянский экспресс.
Любимые песни Эльдара Рязанова поет Роман Ланкин. Каждая, слушая этот романс вспоминает свою любовь. Пушкин жив и живёт в Чкаловском посёлке Омска по адресу:улица Романенко 2,квартира Киновед в штатском.
Вряд ли найду множество единомышленников, но признаюсь. Моя самая любимая картина Эльдара Рязанова - не "Берегись автомобиля", не "Итальянцы в России" и даже не "Служебный роман", а "Забытая мелодия для флейты", грустная трагикомедия с очаровательным Леонидом Филатовым, волшебной Татьяной Догилевой и целым созвездием главных советских артистов того времени в кадре.
Сегодня, 23 октября, исполняется 35 лет со дня премьеры этого выдающегося, но недостаточно. Я легко могу понять, почему "Мелодию" не обожают так, как, скажем, "Гараж" или "Вокзал для двоих".
Многие из однажды увиденной этой ленты запомнили исключительно антисоветскую сатиру и противономенклатурный циничный юмор - даже в стародавние времена иллюстрациями к "Флейте" были песня героя Валентина Гафта про прощание с кабинетом да глупые ужимки персонажа Александра Ширвиндта, не знающего, чем себя занять на рабочем месте.
Нафталин сплошной. Но для меня эта лента всегда имела другую сторону. Даже две. Прежде всего, это блистательно разыгранная драма человека, утратившего опору в собственном доме. Не нужно себя обманывать - вечной любви не бывает - но каждому из нас нужна вторая половина, и это по-настоящему страшно, когда в солидном уже возрасте эта двусторонняя связь рушится.
Герой Филатова ломает привычный мир, но и новый построить не в состоянии, хотя, кажется, все еще способен чувствовать и даже любить. Меня очень пугают даже мысли о какой-то подобной катастрофе в собственной жизни, пожалуй, я бы выглядел в аналогичных условиях еще более жалко, чем он. Вторая болевая точка, в которую бьет меня "Забытая мелодия" - это ощущение, с которым время от времени борется Филимонов.
Он задумывается: "Как я докатился до жизни такой? Где свернул не туда?! В общем, выглядит "Забытая мелодия для флейты" комедией, а на деле - сущий психологический хоррор. Пересмотрите, пофрустрируйте вместе со мной. А потом - увидимся в кино! В ту черточку вместилось все, что было А было все! И все сошло, как снег.
Исчезло, растворилось и погибло, чем был похож и не похож на всех. Погибло все мое! И безвозвратно. Моя любовь, и боль, и маета. Все это не воротится обратно, лишь будет между датами черта. Я поняла, любовь— страна, Где каждый человек — притворщик Рязанова Исполняет Елена Камбурова.
Новый очаг. Это стихи самого Эльдара Рязанова! Сколько боли, сколько боли! Моё творчество. С вами Elena Brass. Очень красивая песня из кинофильма "Жестокий романс"-Романс о романсе.
Дом кино. Помните ли вы роли знаменитого режиссёра? Но вдруг случился резкий поворот. Я заболел. Теперь живу в больнице. И мысль, что не умру, похоронил. Легко среди увечных растворился, себя к их касте присоединил. Теперь люблю хромых, глухих, незрячих, инфекционных, раковых — любых!
Люблю я всех — ходячих и лежачих, отчаянную армию больных. Терпением и кротостью лучатся из глубины печальные глаза. Так помогите! Никто не слышит эти голоса…. Вроде ссоры не было, заминки, недовольства, склоки иль обиды.
Потихоньку разошлись тропинки, — сам собою скрылся ты из вида. Жили в одном доме по соседству, каждый вечер вместе гужевались, а потом переменил ты место, и дорожки наши разбежались.
Я-то думал, сведены мы дружбою. Оказалось — это география… Так друг дружке стали мы ненужными в нашей разобщенной биографии. Тот, конечно, перебьется, у кого одна рука, — ведь один рукав не шьется, и перчатка не нужна. Хорошо тому живется, у кого стеклянный глаз: капли капать не придется, а сияет, как алмаз. Если глухо одно ухо, ты, подруга, не зуди: стерео не надо звука, и наушник лишь один.
Хорошо тому живется, если нет обеих ног — шортами он обойдется, брюк не надо и сапог. Хорошо живется в мире, у кого одна губа. У него улыбка шире, весела к нему судьба. Замечательно живется, если нет обеих рук — он жилеткой обойдется, Экономия вокруг! Хорошо тому живется, у кого один лишь зуб: он без мяса обойдется, будет есть протертый суп. А вот как тому живется, у кого одно яйцо?
Он без женщин обойдется… А без женщин жизнь — дрянцо! О, эта неуверенность в глазах, приниженность, готовность к нездоровью, запрятанный в зрачках привычный страх, что всякий раз судьба ответит болью. Какая цепь несчастий, неудач, болезней, слабоволий, невезений создала лики, где запрятан плач?.. В них — стыд и горесть самоунижений.
Просительны фигуры, голоса, бездонны годы тихого страданья… Я взгляды отвожу, а их глаза участья просят, словно подаянья. А после долго чувствую спиной, что здесь постыдна самооборона. И я иду, подстреленный виной, и тщусь забыть… Как муторно, как скорбно! Сто различных настроений у подружки дорогой. Словно кружит день осенний между летом и зимой. Рядом быть с тобой не скучно, не дано предугадать: вдруг лицо покроют тучи, то оно — как благодать. Вот летит из туч луч света, светится в ответ душа.
Ты прекрасна в бабье лето, невозможно хороша. Ты щедра и бескорыстна, будто неба синева. Загрустила… Словно листья, тихо падают слова. Нету мира!
Ветер вспыльчивый задул, закачалась вся квартира, я из дома сиганул. Предугадывать нелепо, что нахлынет на тебя, просто надо верить слепо и терпеть, терпеть, любя. Ведь предвидеть нереально: вдруг навалится циклон, или с нежностью печальной ты приходишь на поклон. Я задел тебя не очень — пролился слезами дождь… Просто потому что осень и ты сильно устаешь.
Я, конечно, на попятный, стал вокруг тебя кружить. Ты нежданна и внезапна, как природа и как жизнь. Дом напоминает кратер иль затишье пред грозой… Потому что мой характер тоже, скажем, не простой. Как столкнутся две стихии — вихри, смерчи и шторма! Вроде, и друзей довольно, вроде, многими любим.
Только, как мне стало больно, оказался я один. Все куда-то подевались, разбежались кто куда. Мы с тобой вдвоем остались, значит, горе — не беда.
Очутился в лазарете на больничной простыне, и в лицо дохнуло смертью, вроде, я уже извне. Коль пора поставить точку, ставь без злобы, не ропща. Умираем в одиночку, веселились сообща. Нет ничего милей и проще протертых, сношенных одежд. Теперь во мне намного больше воспоминаний, чем надежд. Мои растоптанные туфли, мои родные башмаки!
В вас ноги никогда не пухли, вы были быстры и легки. В вас бегал я довольно бойко, быть в ногу с веком поспевал. Сапожник обновлял набойки, и снова я бежал, бежал. В моем круговороте прошлом вы мне служили как могли: сгорали об асфальт подошвы, крошились в лужах и в пыли. На вас давил я тяжким весом, вы шли дорогою потерь. И мне знакома жизнь под прессом, знакома прежде и теперь.
Потом замедлилась походка — брели мы, шаркали, плелись… Теперь нам не догнать молодку, сошла на нет вся наша жизнь. Вы ныне жалкие ошметки, и ваш хозяин подустал. Он раньше на ходу подметки, но не чужие, правда, рвал. Вы скособочены и кривы, и безобразны, и жутки, но, как и я, покамест живы, хоть стерлись напрочь каблуки. Жаль, человека на колодку нельзя напялить, как башмак, сменить набойку иль подметку, или подклеить кое-как. Нет ничего милей и проще потертых, сношенных вещей, и, словно старенький старьевщик, смотрю вперед я без затей.
Моя бывалая рубашка всегда на пузе нараспашку — ты как сестра иль верный брат; погончики и два кармашка, была ты модною, бедняжка, лет эдак семь тому назад. Была нарядной и парадной, премьерной, кинопанорамной, пока не сделалась расхожей, такой привычной, словно кожа. С тобой потели не однажды, и мерзли, мучались от жажды, и мокли, и глотали пыль, снимая вместе новый фильм.
Ты к телу ближе всех, конечно. Но, к сожаленью, ты не вечна. Не мыслю жизни без подружки, тебя люблю, к тебе привык. От стирки, глажки и утюжки на ладан дышит воротник, от старости расползся крой, да и манжеты с бахромой. С тобой веду себя ужасно: вся пища капает на грудь, теряю пуговицы часто и рву по шву… какая жуть! Моя вторая оболочка! Мне без тебя не просто жить, а мне велят поставить точку: лохмотья стыдно, мол, носить. Не понимает нашей дружбы жена, что тоже мне нужна.
Рубашек стильных мне не нужно, моя привязанность верна. Женой ты сослана на дачу. В тебе ходил я по грибы. А вот сегодня чуть не плачу от рук безжалостной судьбы. Разорвана на тряпки! Тобою трут автомобиль. А я снимаю в беспорядке в рубашке новой новый фильм! Воспета мной моя рубаха, сложил я песнь про башмаки.
Готов для третьего замаха.
Чему же посвятить стихи? Какую вещь избрать в герои: пальто ли, свитер иль пиджак? Решенье трудное, не скрою, тут не поступишь абы как. Я не богач в экипировке, но все ж и не из голытьбы. А если взять трусы? Неловко… Я опасаюсь лакировки и, грешным делом, похвальбы. Итак, решительно отпали трусы невиданной красы. Вдруг вспомнил я, что на развале в Венеции на Гранд Канале купил шапчонку за гроши. Чужая голова — потемки, но не для красочной шапчонки с помпоном красным! Сильный стиль! Кокетливая, как девчонка, родной ты стала, как сестренка, мелькала, словно флаг, на съемках, когда рождался новый фильм.
Жила ты у меня в кармане, нам было вместе хорошо. Лысели оба мы с годами, но тут тебя я обошел. Познала ты мои секреты, и помышленья, и обеты, что удалось — не удалось, мои вопросы и ответы, тебе известно всё насквозь. Ты на башке сидела ловко с самосознаньем красоты. А сколь пуста моя головка — про это знали я да ты… Меня всегда ты покрывала в обоих смыслах. В холода, как верный друг, обогревала, со мною ты была всегда. Себя я чувствую моложе, когда на кумполе помпон. А мне твердят со всех сторон: такое вам носить негоже, мол, на сатира вы похожи, а умудрен да убелен… Но мне солидность не по нраву, мне райской птицей не бывать.
В стандартную не вдеть оправу… А может, нечего вдевать? К свободе дух всегда стремился, повиновенья не сносил… Ужель лишь в шапке проявился бунтарский мой, шершавый пыл? Пора кончать стихи о шмутках, пора переходить к делам, забыв о худосочных шутках и баловстве не по годам.
В старинном парке корпуса больницы, кирпичные, простые корпуса… Как жаль, не научился я молиться, и горько, что не верю в чудеса. А за окном моей палаты осень, листве погибшей скоро быть в снегу. Я весь в разброде, не сосредоточен, принять несправедливость не могу.
Что мне теперь до участи народа, куда пойдет и чем закончит век? Как умирает праведно природа, как худо умирает человек. Мне здесь дано уйти и раствориться… Прощайте, запахи и голоса, цвета и звуки, дорогие лица, кирпичные простые корпуса. Вышел я из стен больницы, мне сказали доктора: надо вам угомониться, отдыхать пришла пора. Не годится образ жизни тот, что прежде вы вели. В вашем зрелом организме хвори разные взошли.
Мы продолжим процедуры, капли, порошки, микстуры, цикл вливаний и уколов, назначаем курс иголок, — последим амбулаторно, чтобы вам не слечь повторно. Мы рекомендуем также, хоть морально тяжело, чтоб не поднимали тяжесть больше, чем в одно кило.
Не летайте самолетом, плыть нельзя на корабле, отгоняйте все заботы, крест поставьте на руле… Вам не надо ездить в горы, ни на север, ни на юг, лучше не купаться в море — можно захлебнуться вдруг. Очень бойтесь простужаться, вредно кашлять и чихать. Может кончиться ужасно, даже страшно рассказать. Пить теперь нельзя вам кофе, не советуем и чай, ведет кофе к катастрофе, как и чай, но невзначай. Позабудьте про мясное, про конфеты, про мучное, про горчицу, уксус, соль — только постный пресный стол.
Исключите пол прекрасный, алкоголя ни гугу. Вам и самому все ясно, эти радости — врагу! И два слова о работе: фильм придется отложить или сразу вы умрете. А могли б еще пожить. Дело в том, что в нервотрепке — что для вас смертельный риск — на кого-то наорете, и немедля вдарит криз. Значит, так: не волноваться, ерундой не раздражаться, ни за что не горячиться, а не то опять в больницу.
Пусть все рушится и тонет, главное — хороший тонус! И не нарушать запретов никогда, ни в чем, нигде. Коль преступите заветы, прямо скажем, быть беде. Интересный вышел фокус, тут, попробуй, разбежись!.. На хрена мне этот тонус и зачем такая жизнь?! Есть тяжелая болезнь, нет у ней диагноза. Протекает без болей, но, увы, заразная. Самый главный ее знак — крепкое здоровье. Не подвержен ей слабак, тут без малокровья.
Нету сжатий головных и сердечных спазмов. Нет и слабостей иных — слез или маразма. Первоклассен организм лучшее давление! Чем сытней набит живот, тяжелее случаи. Этот вирус сам растет от благополучия. Крепок глаз, быстра нога и железны нервы… В очереди на блага он, конечно, первый. Тут нахрапистость важна, пусть одна извилина. Пусть прямая! Но она невозможно сильная. Есть еще один симптом: локоть очень острый… Ну, а вроде в остальном не похож на монстра.
Эпидемия страшна, для больных удобна. Называется она комплексом апломба. Сумерки — такое время суток, краткая меж днем и ночью грань, маленький, но емкий промежуток, когда разум грустен, нежен, чуток, и приходит тьма, куда ни глянь. Сумерки — такое время года, дождь долдонит, радость замерла, и, как обнаженный нерв, природа жаждет белоснежного прихода, ждет, когда укроет все зима.
Сумерки — такое время века, неохота поднимать глаза. Там эпоха тащится калекой, человек боится человека и, что было можно, все нельзя. Сумерки — такое время жизни, что заемным греешься огнем, но добреешь к людям и отчизне. При сплошной вокруг дороговизне сам ты дешевеешь с каждым днем… Сумерки — такое время суток, между жизнью и кончиной грань, маленький, но емкий промежуток, когда взгляд размыт, печален, чуток, и приходит тьма, куда ни глянь.
Уходят между пальцев дни, за ними следом годы рвутся… Аэродромные огни навеки сзади остаются. Как под колесами земля бежит стремительно на взлете, так убегает жизнь моя. Я — в заключительном полете! Здесь не помогут тормоза, здесь не удастся скорость снизить, здесь финиш оттянуть нельзя — его возможно лишь приблизить. Здесь не свернешь на путь иной, и не улепетнешь в сторонку, тут не заплатишь отступной, и не отсрочишь похоронку. Приму конец, как благодать, как искупленье, как подарок… Так стих случалось написать без исправлений и помарок.
Стих — состояние души… Попробуй это опиши. Но описать не в состоянии свое плохое состояние. Коль в сердце пусто, ни души, ты все же рифму не души. А если ты от жизни стих, то сочини негромкий стих, а о неважном настроенье — неважное стихотворенье. Я ничему так не бываю рад, как появлению стихотворенья, и принимаю это каждый раз, как дар, как счастье, как благословенье. Непредсказуем стихотворный взрыв, живешь в сплетенье мыслей, дел, поступков. И вдруг из хаоса родившийся мотив дробит тебя на части, как скорлупку.
Неуправляем и необъясним порыв души — процесс стихосложенья. Как будто кто ведет пером твоим, как будто это лавы изверженья. Потом бывает долгий перерыв. Стихов, конечно, не писал я сроду! Какая лава там?.. Но вдруг опять ко мне добра природа. В краю ставриды и черешен я, словно облако, безгрешен, живу без мыслей, как растение, и, может, в том мое спасение. Гимнастика, диета… Словом, живу стремлением одним, что надо помереть здоровым, что глупо помирать больным. Здесь принимают процедуры, жуют таблетки, пьют микстуры.
Лежат на солнце кверху пузом, шары гоняют звонко в лузы, мужчины все холостяки и балагуры-остряки. Здесь хвастовство мускулатуры и мрут упитанные дуры, краснея лаком педикюра… О, как их много: их — полки! Играют марш! Все на зарядке… И, чтоб не сдохнуть от тоски, ныряю в море без оглядки.
Жизнь на труды истратив целую, вдруг понял, что не для работы рожден, для ничегонеделанья я, словно птица для полета.
Пусть мы живем в дому чужом, но ведь и жизнь взята в аренду. Когда-то, молодой пижон, вбежал я в мир, как на арену. Запрыгал бодро по ковру, участник яркого парада.
Мешая факты и игру, вокруг крутилась клоунада. Не сразу понял, что и как. Сгорали лица, чувства, даты… И был я сам себе батрак, у этой жизни арендатор. К концу подходит договор, кончаются рассрочки, льготы.
Жизнь — неуютный кредитор, все время должен я по счету. Но все равно не доплатил, такая вышла незадача. Хоть бьюсь я на пределе сил, а в кассе вечно недостача. Неравноправен наш контракт, условия его кабальны, его не выполнить никак и жалко, что финал печальный. И сокрушаться ни к чему… Иным, что выйдут на арену, вот так же жить в чужом дому — платить, платить, платить аренду. На могучей реке, полновластной, с неустанным теченьем воды, жили бакены — белый и красный, охраняя суда от беды.
Корабли шли и ходко, и смело, хоть порой и коварна река, так как бакены — красный и белый — путь указывали издалека. Ночь спустилась, сгустилась опасность, берегов не видать у реки, но два бакена — белый и красный — зажигают огни-маяки. Их огни одинаково разны, и как только пройдет пароход, подмигнет другу белому красный, белый красному другу моргнет. Что с того, что один из них белый, а другой в красный выкрашен цвет: половинки единого целого, в них различия, в сущности, нет. Оба служат в одном пароходстве, оба — бакены, оба — равны.
Не ищите, пожалуйста, сходства с биографией нашей страны. Когда-то, в первой половине срока, как поводырь, я вел свою судьбу, тащил ее настырно и жестоко, я был тогда нацелен на борьбу. Но годы шли, и все переменилось, теперь кручусь как белка в колесе. Я не заметил, как это случилось, что я теперь такой же, как и все. Но мне не по нутру, что я — ведомый! Пытаюсь снова захватить штурвал, чтоб убежать из колеи знакомой.
Да, очевидно, слаб в коленках стал. Не стану я тащиться на буксире и доживать послушно, как живу. Хочу еще покуролесить в мире… А не смогу, так просто трос порву. Я в своих героях растворялся, вроде, жизнь я протопал не одну.
И, хоть сам собою оставался, был у них заложником в плену. Вкладывал в героев силы, соки, странности, характеры, любовь… Да ведь дети всякий раз жестоки, с легким сердцем пили мою кровь. Жизнь мою не длили — сокращали, с каждым шли упрямые бои. Мне близки их раны и печали, словно это горести мои. Чужаками стали персонажи, на мои невзгоды им плевать. Не сказали мне «спасибо» даже и ушли куда-то кочевать.
Только и созданья мои бренны, не было иллюзий на их счет. Вымысел иль созидатель бедный — кто из них кого переживет? Персонажи, встретясь у могилы автора, который их творил, может, скажут: «Ты прости нас, милый! Гран мерси за то, что нас родил!
Когда повышенная влажность, я проклинаю свою жизнь, я чувствую себя неважно, меня мытарит ревматизм. А если в атмосфере сухо, то у меня упадок духа.
Но вот свирепствуют осадки, и учащаются припадки. Живу в кошмарной обстановке, едва на ниточке держусь: погода пляшет, как чертовка, для организма это жуть. Ведь перепад температуры — погибель для моей натуры, поскольку градусов скачки ввергают в приступы тоски, а смена резкая давленья мне ухудшает настроенье.
Когда несутся тучи быстро, безбожно голова болит и желчи целая канистра во мне играет и бурлит. А если ветер засквозит, то тут как тут радикулит. Иль даже воспаленье легких. Жизнь, прямо скажем, не из легких! И снег валит, как каша, грудь разрывает гулкий кашель, боль в горле и течет из носа. А усиление жары приводит, виноват, к поносу и усилению хандры. Приходит атмосферный фронт, и сразу в сердце дискомфорт. Но вот прекрасная погода — так отравленье кислородом.
А если налетит вдруг смерч? Неужто рифмовать мне «смерть»?
