Непорочное зачатие читать
И когда всем уже стало не по себе, как в спасение, въехали в чудом возникший городок, в узкую улицу. Елена никогда не давала понять Игорю, что не единожды оставалась разочарованной, но он не мог не чувствовать, и потому ее слово в доме было решающим. Том 3 Вязовский Алексей и ещё 1 автор а.
Потом шумно захлопывал, садился, молча ехали дальше. Волосы его были уже мокры, на ворсистом свитере искрился растаявший снег. И случилось то, чего они теперь больше всего опасались: заглох мотор. Они сидели в остывающей машине, было темно, снег все шел, хотя и не так густо, и поверить, что не так давно они стояли внизу на солнце, на жаре, поверить в это было невозможно. Их все больше заносило снегом, изредка профессор что-то спрашивал, шофер не отвечал, чувствовалось общее раздражение.
Вдруг завыла сирена, замигали огни, остановился полицейский микроавтобус, из кабины в кабину, опустив стекло, полицейский поговорил с шофером, что-то передал по рации, и, завывая сиреной, микроавтобус скрылся.
А вскоре, стоя под снегом на шоссе, профессор остановил случайное такси, они пересели, оставив шофера в машине, — «Его подберут!
И когда они спустились с гор и въехали в Афины, в теплый сухой вечер, в улицы, полные огней, машин, и засияли огни их отеля, они словно вернулись домой. Но, странное дело, в дальнейшем веселей и ярче всего вспоминалась эта поездка в горы, шумная, дымная таверна, тесная улица городка, будто отрезанного от всего мира, желтые огни в домах сквозь летящий снег.
На обратный путь друзья подарили им ящик лимонов, ни за что не хотели брать денег, впрочем, денег уже и не было. И в самолете они решили половину ящика отдать этой женщине, в ней — их ребенок, зимой особенно нужны витамины. Но, как всегда, не хватило сувениров, в институте, где Елену отпускали часто, ждали подарков, и от большого картонного ящика осталось всего ничего. Впрочем, может быть, к лучшему: от цитрусовых, вспомнила Елена, аллергия.
И, придя навестить, они принесли несколько штук. В Москве была зима, снежная, морозная, и лимоны были дороги. Они шли увидеть первые изменения в этой женщине, первые, так сказать, видимые результаты.
Но ничего пока не было заметно. Елена прошла с ней на кухню поговорить, женщина с женщиной. В ярко-оранжевой обливной дубленке с белым мехом у лица, загорелого на южном солнце дубленка была куплена в Греции, мягкая, она только начинала обнашивать ее , Елена хозяйкой шла впереди, женщина следовала за ней в домашнем халате с короткими рукавами, в фартуке, в бумазейных тапочках на микропорке.
Шестилетний мальчик под его взглядом встал и стоял молча. Обведя глазами комнату, занавески, потрескавшийся на швах потолок, углы, Игорь зевнул он плохо спал ночь , посмотрел на девочку: — А тебя как зовут? Девочка молчала. Игорь сидел боком к столу, локтем опершись о клеенку, а дети стояли, девочка держала брата за палец. Вдруг Игорь спохватился, осмотрел, выворачивая, локоть своей пуховой куртки, не измазал ли, на всякий случай обмахнул.
Вернулась Елена, взглядом позвала его. И только встав, Игорь заметил, что от его сапог сорок пятого размера, от ребристой подошвы натекло растаявшего снега, он из вежливости пошел к дверям на каблуках, оставляя следы, неловко переваливаясь: — Вроде бы я их вытирал насухо Она была ниже их ростом, оттого смотрела снизу вверх. Не зимний, нездешний загар лежал на их лицах, выглядели они как с курорта.
Когда хлопнула дверь подъезда, все трое — женщина и двое ее детей — увидели в окно, как они шли к машине, и яркими на снегу были и оранжевая дубленка, и красная машина, к которой они подошли с двух сторон.
И мальчик вдруг закричал на мать: — «Жигуль», я тебе говорю! Оттого ли, что ему не верили, или от обиды, ему самому неясной, в голосе его зазвенели слезы. Тем временем Елена, отперев ключом дверцу машины, открыла изнутри мужу другую дверь, включила зажигание и, натягивая и разглаживая на руках кожаные перчатки, пока прогревался мотор, говорила: — Она заверила, все в порядке.
Может быть, надо, чтобы ее обследовал врач? И не грешен, а вот поди ж ты И не верь после этого в непорочное зачатие. Елена пристегнулась ремнем, плотней уселась в кресле, решительно прогазовала мотор, два резких хлопка раздались из-под машины сзади. Они отъехали, клок черной копоти, выброшенный выхлопной трубой, остался на снегу. И была еще поездка в Рим, в этот вечный город. Очень престижная поездка, но сроки переносили несколько раз, и Елена волновалась, что все сорвется: им — в Рим, а этой женщине вот-вот рожать.
Но все устроилось, еще неделя-полторы оставались у них в запасе. Первое разочарование — отель, в который их поместили. Они еще не видели Колизея, не были в Ватикане, только с моста, проезжая, увидели Тибр, пересохшее, захламленное русло, по обнажившемуся дну какой-то ручеек протекал.
И это — Тибр? И стада маленьких, юрких, чадящих машин вдоль набережной сплошным потоком. Они еле втесались, впечатление было такое, что здесь каждый ездит, как хочет, и все при этом возбужденно жестикулируют. В каком-то переулке, в глубине которого шла стройка, висели зеленые сети, ограждавшие леса, и работал компрессор, машина стала у переполненного мусорного ящика.
Хорошо хоть Елена не видела, как из него выпрыгнула крыса, она до визга, до дрожи боялась крыс и мышей. Ни швейцара в ливрее, ни дверей стеклянных Шофер и встречавший их «профессоре» сами выгружали вещи. И это после Афин, после того отеля.
Их номер оказался на самом верху, фактически в мансарде, они втащили туда свои вещи. Крошечный душный номер без кондиционера, полутемный ставни-жалюзи были закрыты , палас, вытертый до основания по сторонам кровати, как раз там, куда спускают ноги, нечистое покрывало.
Елена брезгливо сдернула его на стул. Но простыни, наволочки были белоснежные, во всю ширину огромной двуспальной кровати — тончайшие простыни. И матрас — она попробовала ладонью — пружинил отлично. И душ был в номере. Если бы эти кровати в отелях могли рассказать, что перечувствовали, перевидали за свой век Мысль эта иногда приходила Елене. Но общее ощущение нечистоты, а главное, то, что их приняли и поместили не почетно она связывала это с теми изменениями, которые в последнее время произошли в их стране , все это подействовало угнетающе, у нее разболелся висок.
Подняв раму окна, Елена толкнула створки рассохшихся ставен, и солнце ослепило, жар дохнул с улицы. Невидимый отсюда сплошной поток машин неумолчно гудел, а напротив, окно в окно, казалось, рукой достанешь, итальянка поливала из леечки цветы в корытце.
Пышноволосая, с пышным бюстом и этой идиллической лейкой в руке, она в черной пустоте окна выглядела, как в раме старинной картины. Кто их таких писал? Итальянка улыбнулась приветливо и что-то сказала, Елена ответно улыбнулась и закрыла ставни; воздух в комнате, стена против окна стали полосатыми. Следующий день был воскресный, в первой половине никаких мероприятий не намечалось, магазины закрыты, и они проснулись поздно.
Скинув с себя простыню, Елена лежала вся в поперечных полосах — солнце, тень, солнце, тень — и чувствовала себя римлянкой. Ее рука с ярким маникюром поглаживала плоский живот. Что-что, а фигура у нее была отличная: талия, бюст, бедра, она любила упираться в них ладонями.
Игорь тоже проснулся. Он уже было потянулся за сигаретой, обнажив клок волос под мышкой, но вместо этого снял очки, положил их на тумбочку и, перегнувшись, стал целовать ее руку, носом отодвинув ее, целовал живот, напрягавшийся и вздрагивающий под поцелуями, а она гладила мускулистую его спину, на которую с ее живота перепрыгнули солнечные полосы, гладила плечи, перебирала пальцами по позвоночнику и все сильней, сильней прижимала его к себе, уже с пересохшим ртом, страстно зажмуренными глазами, один раз больно укусила в плечо.
Матрас действительно пружинил отлично, она не ошиблась, и все в этот раз было хорошо. Вспотевшие, обессиленные, они отдыхали. Елена никогда не давала понять Игорю, что не единожды оставалась разочарованной, но он не мог не чувствовать, и потому ее слово в доме было решающим. А у него такая спортивная фигура, развитая мускулатура, рост. Более опытная ее подруга, Алина, имевшая, как замечала Елена, определенные виды на Игоря, объяснила ей, не стесняя себя в словах, что у мужчин высокого роста не редкость монашеское сложение.
Но сейчас, на чужом матрасе, столько и стольких перевидавшем, все было хорошо. Сигаретный дым пластами плавал, перетекая из полосы света в тень.
Как на что посмотреть. В девятнадцатом веке и раньше, раньше нанимали кормить, сейчас — конец двадцатого, сдвинулись многие понятия. Кормить, вынашивать и все остальное — это, по сути, вещи одного ряда.
Вполне возможно, грядущий двадцать первый век введет новое разделение труда. На улице уже было жаркое утро, а в номере с закрытыми жалюзи — полумрак, и некоторое время Игорь еще философствовал, отдыхая. Поднял его резкий телефонный звонок у изголовья, звонил «профессоре»: он ждет внизу, хочет покатать по Риму, показать Колизей. Игорь вскочил с кровати: — Нет бы с вечера предупредить!
И уже из душа, сквозь льющуюся воду раздалось невнятно: — Мой тебе совет: не углубляйся, погибнешь. Они быстро оделись, Елена подкрасилась, многоцветную, яркую шелковую кофточку, которая ей шла, затянула узлом на оголенном животе. Когда они спустились вниз, все столики были пусты, официанты сметали крошки, складывали скатерти. С явным неудовольствием перед ними поставили молочник, плетенку с хрустящими теплыми булочками, несколько пластинок масла в золотой упаковке, джем, сахар, сахарин в пакетиках — европейский завтрак, входивший в стоимость номера.
Налили кофе. Профессор тоже спросил себе чашку кофе, отхлебывал и курил. Им хотелось есть, но он сказал, что неудачно припарковал машину, могут налепить штраф, поглядывал на часы, и они поскромничали, и в длительной поездке вспоминались им булочки, оставшиеся в плетенке, такие свежие, хрустящие. Но «профессоре» только показывал виды Рима, кормить их не собирался.
Возвратясь в Москву вечерним самолетом, они сразу же позвонили этой женщине. Трубку взял мальчик: — А мама в больнице. В какой больнице, где — спрашивать его бессмысленно. И обзванивать поздним вечером десятки роддомов тоже глупо. Да и устали они после перелета. Но ночью разбудил телефонный звонок. Игорь, сонный, схватил трубку. И сладкий женский голос сказал: — Поздравляю, папаша. С доченькой. Четыре сто. Вся беленькая, чистенькая, такая богатырша лежит.
И объяснила, что и когда можно завтра приносить. Спустив босые ноги, они сидели на кровати растерянные. Ждали-ждали, а как-то внезапно произошло. Елену била нервная дрожь. Он поцеловал ее в висок: — Поздравляю Тысячи забот и соображений обрушились на них сразу. Считалось плохой приметой готовить приданое заранее, и вот теперь все надо было срочно купить, достать.
Все — розовое: девочка. Ну что ж, дочь обычно ближе к матери. Небритый, Игорь сбегал в булочную, в молочную, впрочем, кефир, кажется, передавать не велели. И торжественно принес Елене три роскошных розы, она вторично приняла поздравление.
Весь день прошел в непривычных хлопотах, в беготне; только передавая в окошечко сваренный бульон, морс и записку, только тут Елена сообразила, что надо бы, наверное, и этой женщине послать какие-нибудь цветы, хотя бы из приличия.
Но ничего, встречать будут с цветами. И настал день, когда они привезли пеленки, распашонки, чепчик, розовую ленту, одеяло, словом, все, что требовалось маленькому человеку, передали и сидели, ожидая. Игорь то сидел, то ходил.
Нянечке или сестре, тому, кто вынесет, полагалось за мальчика дать больше, за девочку — меньше. Но это была их дочь, и он решил уплатить, как за мальчика. И вот наконец раскрылась дверь, выплыла нянечка в белом халате с запеленутым младенцем на руках, за ней — эта женщина.
Приоткрыли, не дыша, уголок одеяла, что-то беленькое, безбровое спало, нос пуговкой, губки бантиком, на кого похожа — невозможно понять. Игорь поспешно сунул деньги в карман белого халата, и нянечка умело, ловко «вложила сверток «папаше» в напрягшиеся руки. Машину вела Елена; женщина с букетом дешевых цветов, Игорь с ребенком — сидели сзади.
Он так напрягал руки, что у него и на другой день болели мышцы. И хотя почти все у них было готово для кормления: и бутылочки, и соски, а в коридоре ждала высокая немецкая коляска, само собой решилось, что на первое время ребенка все же повезут не домой, а к этой женщине, она сама это предложила, опасно сразу отнимать от груди.
Но минула неделя, две, три, надо было решаться. В условленный день — как раз это было воскресенье — приехали. Уже у двери пахло сдобой. Вся раскрасневшаяся от плиты, в домашнем легком халатике, с круглыми налитыми руками, она открыла им. Она пополнела после родов, но казалась помолодевшей. Дети, оба с перепачканными сахарной пудрой носами, ели горячие булочки. И, как выпеченную ею сдобную булочку, женщина подала им туго спеленутого ребенка, умело, бесстрашно держа на одной руке, другой только придерживая головку.
Елена была в нарядном итальянском шелковом платье и как-то инстинктивно отстранилась в первый миг. У девочки заметно округлились щечки, даже что-то шелковое золотилось на месте бровок, и женщина поворачивала ее и так и эдак, явно гордясь. А дети, перестав есть, смотрели. И смотрел со стены увеличенный, плохо подретушированный портрет покойного мужа этой женщины, он выглядел намного моложе ее.
Елена не очень уверенно взяла ребенка на руки, и то ли от незнакомого запаха французских духов или оттого, что непривычно себя почувствовала, девочка открыла мутные, в поволоке сна, глаза, подвигала, зачмокала губенками. Ребенок надулся, стал красным и захныкал. Они ушли в соседнюю комнату, и там женщина в последний раз покормила ребенка и дала им в дорогу бутылочку сцеженного молока. Простились по-хорошему.
Но дети отчего-то не вышли, затаились беззвучно. И вот девочка наконец в своем доме, в своей кроватке, где все для нее приготовлено. Впервые в этот день она кормила из своих рук свое дитя. Но смущал пристальный взгляд девочки. Это был совершенно осмысленный, не детский взгляд, потемневшими синими глазами она строго смотрела в лицо Елены, разглядывала ее, как бы не узнавая. И когда поздним вечером, много раз перепеленав за это время, наконец удалось им укачать ребенка, у обоих болели спины, и, кажется, они еще никогда так не уставали на работе.
Елена присела в спальне к трельяжу, большим гребнем водила по волосам ото лба, от корней, это всегда действовало успокаивающе. И сначала невнимательно, а потом пристальней вгляделась в себя. Впервые ее лицо не понравилось ей. Кожа была сухая, она трогала ее пальцами, разглаживала, и в косом свете, когда поворачивала голову, видны были какие-то бугры и неровности.
Усохшая кожа, усыхающее лицо. И увидела мысленно эту женщину, пышущую здоровьем, налитые руки ее. Перестирав гору намоченных пеленок — нет, так она в старуху превратится, немедленно нужна помощь, — Елена, прежде чем лечь, наложила на лицо самую сложную, самую питательную маску из тех, что были ей известны. Но хотя вокруг сплошь вырастали искусственники без забот и хлопот, у них искусственное кормление не налаживалось.
Она знала семью, где ребенок родился недоношенным, его держали в институте под специальным каким-то прозрачным колпаком, а родители в это время уехали в Ниццу, выпала такая возможность, вернувшись, получили здорового ребенка, он уже школьник сейчас. А их ребенок не только не поправлялся, хотя куплены были чудесные весы, а худел день ото дня, приходил врач, приходила медсестра, Игорь часами носил девочку на руках, она корчилась, ночь превращалась в ад, и подымалась Елена с чугунной головой.
Кончилось тем, что она позвонила этой женщине, она готова была увеличить плату, готова была на унижения — нет, нет и нет!
Лимоны из Греции привезли Игорь весь был в телевизоре. Сколько волка Кормить всю ораву Ничего не ценится. Да, кстати, я забыл совсем, я срочно еду в Германию, черт бы их побрал! Съезжается масса народу отовсюду, доклад от нас предстоит делать мне. И даже проглядывают некоторые перспективы. Там мелькала дурацкая реклама. Максимум — десять дней. Напиши мне все твои координаты. Он явно был рад скрыться, сбежать от всего этого содома.
А она остается. Вот что такое мать и что такое отец. На второй или третий день после его отъезда Елена от безысходности позвонила вечером подруге.
Подошел муж. Он лет на пять моложе. У Алины голос низкий, обволакивающий, грудной, веет от него покоем и уютом, голос для долгого-долгого разговора. А у этого, как у молодого петушка, — тонкий, резкий, сипловатый. Какой-то конгресс математиков. В Германии. Какое, собственно говоря, она имеет отношение к математикам? Пригласили в качестве переводчика. Очень престижное предложение. И даже проглядывают определенные перспективы. О-о, идиот!
Елену ошпарило догадкой. Этот кретинчик, которому изменяют со встречным и поперечным, верит всему, что ему Алина ни поднесет. Но где ее глаза были? То-то Игорь припрыгивал перед телевизором, за голову хватался, чтобы сказать как бы между прочим: «Да, кстати, я срочно еду в Германию, черт бы их побрал!
Как не увидела по глазам его лгущим, которые он так старательно начал прочищать? Он же не умеет лгать. Нет, ее просто поразило слепотой. Когда это бывало, чтобы визы оформляли в один момент? Он что, министр иностранных дел? Значит, задолго, втайне от нее плелось. Ах, змея! Вот именно в такие моменты, когда женщина беременна или кормит и ночей не спит, вот в это время все и случается в семье.
Мать-умница учила ее: самая близкая подруга — твой смертельный враг. Это была ужасная ночь. С вечера полил крупный дождь, казалось, град стучит по подоконнику, ребенок беспокоился, хныкал, то и дело она покачивала его. И ходила, ходила по комнате, освещаемая синими вспышками молнии, как безумная. Так тайно сговориться! А может быть, они уже встречались? Нет, это бы она почувствовала.
Тем сильней тянуло их друг к другу, потому что — нельзя, она мешает. А потом в самолете, рядом. Впрочем, ему полагается первый класс. Да какое это имеет значение, когда в гостинице они — вместе. Елена застонала. От ее стонов застонал ребенок в другой комнате. Она трясла кроватку, а ее самое трясло. Она могла себе представить, что там происходит, как там было, если столько времени оставалось запретным, а тут вырвалось.
И с этой дрянью она советовалась. Разумеется, Игорь не упоминался, разговор шел вообще о мужчинах. Но эта мерзавка поняла, чье монашеское сложение ее беспокоит.
И уж она постаралась открыть ему радость жизни, над ним расцвело небо в алмазах. И говорила дураку, ничего не понимающему, что так, как с ним, никогда еще в жизни ни с кем не было, она даже представить себе не могла, что так бывает И тот вырастал в собственных глазах, подсознательно-то он всегда чувствовал свою ущербность, а тут такие признания!
Похвалами, похвалами привязывают к себе мужчину, делают его рабом. Было три часа ночи. И там — ночь. А она прикована, связана по рукам. И он, зная Ну, не подлость это? Ребенок уже не плакал, изредка доносился жалобный писк.
А когда распеленала, руку обожгло, тельце огненное, девочка горела, слабо хныкала, не разлепляя глаз. И суеверный ужас объял ее. Это за ее грешные мысли, за то, что не любила, не радовалась, тяготилась дитем. Едва прикрытую сухой фланелевой пеленкой, чувствуя сквозь нее жар, страшась поставить термометр, носила девочку по комнате, бегала с ней.
Он дал несколько советов это была неотложка для взрослых , главное — пить, пить и пить, не пьет — капать пипеткой. Елена смотрела на него с ненавистью. Через занято, занято, занято пробилась в поликлинику, вызвала районного врача и, пока ждала, то и дело подкрадывалась к кроватке — заснула?
Я гадкая, грешная, но не отнимай! Он там в это самое время, там И гнала от себя грешные мысли. Наконец раздался звонок. Она не видела себя, когда кинулась открывать двери, но вид ее был страшен.
Это был не доктор. В дверях стояла та женщина. Не глядя в глаза, она достала из кошелки домашние тапочки, чистый ситцевый халатик, выглаженный передник, словно знала, на что шла.
Ни о чем не спрашивая, первым делом помыла руки, переоделась, тогда только прошла к девочке, взяла из кроватки, прижала к себе: «Прилетели гулюшки-и И не причесавшись, только повязав голову платком, поспешно одевалась.. Когда наконец пришла врач и медсестра с ящичком за ней следовала, в доме сильно пахло яблочным уксусом, протертая вся уксусом с водой, покормленная грудью, девочка уже не горела так. И все дни болезни эта женщина оставалась с ней, не спускала ребенка с рук, у Елены в ушах звенело от «Прилетели гулюшки-и».
Но та сказала убежденно: — Она слабая, силенок мало, ей самой не справиться. Ее прижмешь, ей сил и прибудет. Ребенок при матери быстрей любую болезнь одолевает. Как успевала она и домой сбегать к своим детям, как справлялась, Елена боялась спросить, страшилась потерять ее. Она готова была теперь на любую плату. И только повторяла: — Это счастье, что у вас молоко не пропало, это просто такое наше счастье Женщина сказала неохотно: — Где ж ему пропасть, когда рожают, а молока нет.
Вот у нас в подъезде девочка, совсем молодая Елена забеспокоилась: — А она вполне здорова? Теперь повсюду этот ужасный стафилококк.
Это передается. Женщина промолчала. Спросила и ждала, вот сейчас все решалось. И она взяла девочку к себе, где двое, там и трое. Взяла пока что, там видно будет. К приезду Игоря — а он таки задержался на несколько дней, как она и предполагала, — в мыслях Елены и в доме был полный порядок.
Как ни в чем не бывало она поехала встречать его в Шереметьево, выглядела прекрасно, он вышел один, очень родственный, поцеловались, но краем глаза успела Елена заметить, как мелькнула в толпе шляпка этой дряни. Домой машину вела она, а он рассказывал о конгрессе, как их принимали: «Какая жалость, что тебя не было! А ей даже имя его неприятно было произнести. Но она владела собой. Она рассказала о том, что ей пришлось пережить одной.
У тебя такая ответственная поездка, такие встречи Она выглядела мужественной и кроткой. Можно представить, как бы там расценили, если бы раздался ее звонок, что говорилось бы. Впервые покупал не только тебе, но и Елена прервала его на полуслове, она не сомневалась, что подарки покупались не только ей, даже в первую очередь не ей, а что ей купить, ему рекомендовали.
Она резко обошла справа допотопного вида «Москвич» с огромной корзиной на верхнем багажнике; занял левый ряд и трюхает потихоньку седой старик-дачник.
И, обгоняя, повертела пальцем у виска, чтоб он видел, дала себе волю, затем резко газанула, оставив его позади. Заболевания сердца и сосудов — бич современности.
Часто мы не думаем о своём сердце и не заботимс Пигулевская Ирина. Продолжение непростых приключений графа Елецкого.
Противостояние со "Стальными Волками" стало еще Он рождался и умирал много раз, впрочем, как все мы. Но есть разница: он помнит все прошлые жизни Ты покорил сотни миров. От взмахов твоего меча рассыпались звёздные крепости. Имя твое стало сино Володин Григорий Григорьевич. Непорочное зачатие Туголукова Инна. Рейтинг 1 Понравилось: 0 В библиотеках: 1. Мне нравится 0 Наградить 0. О книге. Читать онлайн В библиотеку.
Аннотация Когда Женя Плотникова услышала от врача о своей беременности, она даже засмеялась, настолько нелепым показалось ей подобное утверждение. Отзывы Загрузить еще. Ваше имя. Ваш комментарий. Читаю В архив. Серия: Эксклюзивная классика Жанр: Классические произведения в прозе. Аннотация: Роман «Триумфальная арка» написан известным немецким писателем Э. Триумфальная арка Ремарк Эрих Мария. Серия: Помещик 8 Жанр: Альтернативная история , Попаданцы.
Аннотация: год, 19 сентября, Константинополь — НЕТ! Том 8. Мир-о-творец Ланцов Михаил Алексеевич. Серия: После 2 Жанр: Современные любовные романы. Аннотация: Анна Тодд После ссоры С огромной любовью и благодарностью к каждому, кто читает эту книгу.
После ссоры Тодд Анна. Аннотация: После того как Макс получил титул маркграфа де Валье, он отправляется в поход в составе королевской Серия: Песнь златовласой сирены 3 Жанр: Любовно-фантастические романы. Аннотация: Жизнь адепта факультета боевой магии сложна и многогранна. Песнь златовласой сирены. Книга 3 Вудворт Франциска. Аннотация: Книга подготовлена по материалам интернет-публикации электронной книги и аудиокниги по рассказу А Берилловая диадема.
Книга для чтения на английском языке Левкин Александр.
Аннотация: У берегов одного из островов-колоний терпит крушение корабль контрабандистов. Война Маллиган Булатова Дария. Аннотация: Заболевания сердца и сосудов — бич современности.
Здоровое сердце. Залог активности и вечной молодости. Кардиомиопатия… Пигулевская Ирина. Аннотация: Продолжение непростых приключений графа Елецкого.
Ваше Сиятельство 2 Моури Эрли.
