Угарные истории из жизни, 19 историй из детства, вспоминать которые ну очень стыдно, но весело
Просто теперь он осознал всю иронию и докапывал меньше своими нравоучениями. Там у неё был кабинет в местной школе, где она делала прививки школьникам, лечила все местное население, иногда принимала роды и даже, раздобыв трофейную бормашину, пломбировала и лечила зубы. Пахнет уютом, старыми книгами, перьевыми подушками, детским мылом и часами-ходиками… Едем в Сокольники.
Екатерина: Мое хобби — езда на велосипеде, поэтому и заказы я развожу на нем. Периодически отвожу байк на техобслуживание, постоянно его мою, иногда даже на автомойке, смазываю цепь, слежу за шинами.
В общем, забочусь о нем, как о домашнем питомце. У курьеров на машинах процедура сложнее, но она ничем принципиально не отличается от того, что и так должен делать любой автолюбитель: вовремя менять масло, проходить ТО. А еще в Ozon даже опытные водители-курьеры все равно проходят тесты на знание ПДД. Велосипедистов это тоже касается. Курьеры доставляют заказы в любую погоду, поэтому одежда — то, о чем нужно позаботиться особенно тщательно.
Даже если вы на машине. Анастасия: Конечно, водителям проще, чем велосипедистам, но выходить из машины приходится каждые 10 минут, и далеко не всегда в это время светит солнце. Поэтому я, посмотрев на коллег, запаслась плащом-дождевиком. А вообще, как говорят девушки, ко всему привыкается, в том числе и к погодным капризам. Поэтому курьеров Ozon fresh вполне можно назвать дожде- и ветроустойчивыми возможно, и сейсмо- тоже, но проверять мы это, конечно, не будем.
Это самое простое правило курьеров Ozon fresh, которое работает в обе стороны: и клиенту приятно, и сам курьер может рассчитывать на доброжелательное отношение. Анастасия: Перед устройством на работу мы проходили обучение: нам рассказывали о том, как правильно себя подать. Впрочем, это общечеловеческое правило, не только курьерское. Я всегда улыбаюсь тем, кому привожу заказ, и в большинстве случаев клиенты отвечают мне тем же.
Мелочь, а приятно, настраивает на рабочий лад. Некоторые приходят в Ozon fresh в поисках сезонной подработки, но для многих она становится большим: возможностью получать достойную зарплату , заниматься любимым делом, прокачать навыки коммуникации и стать частью большого сплоченного сообщества, где каждый друг за друга горой.
Поведую свою странную историю. С детстсва была гиперактивным ребенком. Я не сидела на месте буквально и двух часов.
Постоянно исследовала этот мир. Росла, училась. Все врачи говорили- пройдет с возрастом! На уроках аж до трясучки. Надо было на перемене носится. Я летала по лестницам, мне делали замечания. Я заболеваю ковидом. На парах все также: больше часа не могу усидеть. На первом ккрсе замечания. На втором разрешали ходить по аудитории. Думать, к слову, моя активность мне не мешала- я ходила в зал, чтобы снимать накопиашуюся энергию: садилась на велотренажер, ставила на подставку конспект и читала.
Второй курс- я опять заболеваю ковидом. Чтт первый, что второй я практически не замечаю температвра два дня, обоняние пропало.
Через неделю я снова в строю. Ношусь по кружкам, секциям. Хожу на пары я староста и председатель старост , занимаюсь внеурочкой и хобби. Третий курс- опять ковид и опять практически бесследный. Активности также много, еще больше мероприятий. Я начала учавствовать в конференциях, хакатонах и лекции вести. Домой только ночевать. Корец третьего курса и гениальная идея- хочу работать в колледже, одновременно учится. Пойду в приемную комиссию. И все.
Три летних месяца. Я отдавала себя работе. Я обожаю работать. Получила навыки. Собрала рюкзак, легла спать. У меня тяжелые конечности, я устала. И вот уже Спорт забросила, появилась прокрастинация- теперь читаю медленно, я больше начала сидеть в телефоне.
Учеба не скатилась, но там больше не желание, а тупо дисциплина вывозит, чай диплом и чай я на него работала. Мне 20 и я как сонная муха, которой страшно, странно и тяжело. Однажды, когда я работала в детском саду, мы впервые решили сделать поделки из крупы. Тогда было модным - находить креативные решения.
На заготовку льем клей, на клей сыпем крупу, получается красивая объемная работа. При этом мелкая моторика напрягается, цепляя за собой центр, отвечающий за речь, и все у малыша работает, и развитие идет большими шагами. Но, я смотрю на крупу и мне не по себе. Как-то ломает меня. И понять не могу почему. А потом дошло. Крупа - это же еда.
А вдруг кто-то нуждается в этой пригоршне, а мы ее так используем не по делу? И в памяти сразу всплывает эпизод из школьной жизни. Это было в классе. Наши мальчишки из шариковых ручек свинчивали верх и низ, и плевали через эти ручки рисом. Прикольное оружие, и, главное, все под рукой, все недорого, и рис, и ручки эти Лидия Сергеевна учитель английского языка поймала нас и "разоружила" пацанов. На столе появилась большая гора ручек и маленькие кучки риса. И Лидия Сергеевна, рассказала нам ужасы Ленинградской блокады, про грамм хлеба в день, про голодные смерти детей, про дневник Тани Савичевой.
В памяти до сих пор остались ее слова: "Вот эта пригоршня риса в те годы могла спасти от голода целую семью". Мы молчали, опустив головы.
И вот сейчас мы с детьми делаем поделки из гречки и пшена И стыдно так Лидия Сергеевна, спасибо за урок. И простите, что я его забыла. Я больше так не буду Другие истории из жизни автора здесь. Я участвовал в довольно популярном шоу знакомств для людей с ограниченными возможностями. Оно проходит в США, но самое странное, что меня узнали в Австралии, где жили родители моей девушки. Я ехал на пароме из Мэнли в Сидней, чтобы познакомиться с ними, и разговорился с одной парой.
Сказал им, откуда я, и зачем еду в Сидней и т. Затем она спросила, знаю ли я кого-то по имени Росс. Меня так зовут, но я подумал, что они о ком-то другом, и ответил «нет». Мы еще поговорили, потом вдруг женщина заулыбалась, стукнула меня кулачком в грудь и говорит: «Та это ты! Ага, за столько тысяч миль от дома в первый день шестинедельного путешествия не могу выйти из дома незамеченным.
Моя первая автомобильная авария. В меня сзади въехала женщина на красном корвете. Год спустя в тот же день я принял в последнюю минуту решение поехать домой из школы другим маршрутом, чтобы избежать пробки, и он случайно проходил через перекресток, на котором я тогда попал в аварию. И что вы думаете? В меня снова сзади въехала эта женщина на красном корвете. Теперь я избегаю этого перекрестка в годовщину этих происшествий. Мы с другом из Филадельфии.
Были в отпуске в Риме и в последнюю минуту забронировали экскурсию по Колизею. Пока ждали прибытия остальной группы, то услышали, как кто-то достаточно громко напевал одну из песен «Иглз». Оказывается, в нашей экскурсионной группе было 15 человек, и 13 из них были из Филадельфии. Все мы решили забронировать тур в тот день, и все мы жили примерно в 20 минутах ходьбы друг от друга, но лично не были знакомы.
У меня анафилактическая аллергическая реакция на укусы пчел, поэтому каждую неделю я делал уколы разбавленного пчелиного яда в надежде, что у меня станет меньше аллергии на него.
Вам придется подождать 30 минут у врача, чтобы убедиться, что у вас нет аллергической реакции, и в течение этих 30 минут после укола меня ужалила настоящая пчела, прямо в кабинете врача. Это как выиграть в очень дерьмовую лотерею.
Но у меня не было на этот укус анафилактической реакции. Я ждал лифт, когда почувствовал, как что-то ударило меня по уху. Прошло несколько секунд, и я почувствовал в ухе сильный зуд. Пошел в охрану кампуса, которая находилась по соседству и попросил вызвать дежурного врача.
Рассказал, что произошло, и он сначала подумал, что я прикалываюсь. Все же он взял инструмент и заглянул мне в ухо.
Потом взял что-то, похожее на длинный пинцет, и вынул из моего уха крупного мотылька. Получается, я ждал лифт, а мотылек летел по своим делам и залетел прямо мне в ушной проход.
С тех пор я ношу такую прическу, чтобы волосы закрывали уши. Отец уже два месяца "на межгород" и за рубеж не ездил - сначала переоформлял водительское удостоверение с открытием новой категории, потом - загранпаспорт, в связи с чем "сидел в конторе" в качестве диспетчера. Поэтому, когда вечером он внёс домой здоровенную сумку-баул из ткани цвета хаки, я решил, что он опять отправляется в рейс.
Я быстренько спроворил ужин, после которого батя внёс сумку в гостиную и начал разбирать её содержимое. На диван последовательно легли: каска с подшлемником, бронежилет, пятнистые куртка, кепка и штаны, тельняшка, ботинки с высоким берцем - всё это я немедленно начал натягивать на себя.
Дождавшись окончания моего дисгайза, отец извлёк из недр сумки небольшую аптечку, противогаз, а дальше - мечту любого мальчигки от 4-х до 90 лет: штык-нож в ножнах, коротенький автомат с откидным прикладом АКСУ, как я потом выяснил , а следом - два уже снаряженных рожка к нему.
Я был настолько ошарашен, что мне даже в голову не пришло спросить, откуда всё это и для чего. А отец мягко пресёк мои попытки подобраться к смертоносным сокровищам и попросил принести из кладовки тряпки с ветошью. Получив желаемое, батя расстелил на столе кусок брезента, выщелкнул из рожков все патроны, осмоирел их, затем снова вернул в рожки, добавил на стол из сумки двугорлую маслёнку и начал разбирать автомат, бормоча пока непонятные для меня слова:"Только что с хранения, не удосужились даже И тут домой пришла мама.
Она взглянула на меня, полосатого и закамуфлированного не по размерам, на отца с затвором в руке, на разобранный автомат на столе - и как-то сразу постарела лет на десять. Мне Вера секретарь директора автобазы и мамина подруга рассказала, зачем вас собирали,- прервала его мама каким-то чужим голосом, - Когда выходите?
Минут через десять совместным решением родителей я был разоружён, декамуфлирован и отправлен спать. Часов в шесть утра за отцом заехали с работы. Я слышал в коридоре сдержанные всхлипы мамы и тихий, уговаривающий голос отца: "Не бойся, всё норм будет Хлопнула дверь - батя ушёл. Через час мама ушла на работу. После этого я вылез из постели. Отец забрал всё, что вчера принёс, оставив дома только кепку. В этот год у нас в городе были намечены большие учения по гражданской обороне с участием всех граждан и организаций, армии, милиции.
С отправкой граждан в бомбоубежища, дезактивацией и перекрытием улиц. Сначала планировали провести их осенью, когда начнутся занятия в школах, чтобы участвовали и дети. Но около недели назад внезапно планы поменялись, и всем объявили о проведении учений летом, в ближайшее время. Папина "контора" тоже участвовала, но чтобы вот так Мама, вопреки моим расспросам, ничего не стала пояснять, сказав лишь, что вот вернётся отец - расскажет.
На третий день папиного отсутствия в 12 дня завыли сирены, улицы быстро опустели, по радио и телевизору отдавались команды, с указанием всем незадействованным в учениях оставаться дома или на рабочих местах.
После полуторачасового сидения в четырёх стенах я решил выйти во двор и погулять. Мои приятели и одноклассники, жившие по соседству, были того же мнения. Прослонявшись по пустому двору, мы пришли к общему решению отправиться на боищлежащее кладбище половить ящериц. Но не успели пройти и квартала - были изловлены военным патрулём, каковыми город был наводнён.
В итоге мы провели около трёх часов с молодыми вооружёнными парнями, слушая армейские байки, вкушая армейские пайки и слушая трес кузнечиков невероятно тихого проспекта Победы. Потом за солдатами приехали, а нас отпустили восвояси. Учения закончились. А вечером, наконец, вернулся папа. Он рассказал, что учения прошли на высоком организационном уровне.
Достигнуты все цели, выполнены все задачи, и даже более того. Так звено разведки умудрилось не только обнаружить единственный в городе зыбун, но и всесторнне его исследовать,вызволяя загнанную туда автолабораторию. Начальник автоколонны вступил в неравный бой с двумя свалившимися на него сверху дерущимися воронами и даже умудрился выжить.
А старший диспетчер дядя Педя, прозванный так за мерзкий характер в общем и визгливый голосок в частности, будучи старшим звена охраны порядка, повстречал на месте несения службы пеший минитабор залётных иногородних цыган, ведать не ведавших ни о каких учениях, но уверенных, что их самурайскому пути ничто не должно мешать - и был вынужден сначала взять их в гуманитарный плен, а затем - конвоировать через весь город табун шумных, агрессивных и дурно пахнущих людей, ибо райотдел по месту их принимать отказался, а отпустить восвояси - не разрешили.
Мама смеялась, но было заметно, что радует её лишь целость и невредимость отца. На все мои неоднократные вопросы "что это было? В итоге я расспросы прекратил. Но в году батя неожиданно для меня рассказал всё сам. Нехорошие процессы конца х годов прошлого века затронули все сферы в стране, не избежала этого и армия. Несмотря на принимаемые меры всё чаще прорывались сведения о том, что истинное положение вещей не соответствует провозглашаемому, и будущие "ценные иностранные специалисты" всё чаще творят беспредел, вину за которых возлагают на пострадавших, оставляя их наедине со своими проблемами.
Всё это "толерантно" называлось "дедовщиной". В этом на собственной шкуре убедился один паренёк, будучи призванным в ряды армиии и направленным для прохождения службы в далёкое Забайкалье. Курс молодого бойца для него и сверстников-новобранцев превратился в попытки выживания, отрицательно влияющие на его физическое и психическое здоровье.
Последней каплей стало письмо друга, сообщившего, что девушка, обещавшая ждать солдата, теперь не его девушка, точнее, не только его. В итоге боец согласился помыть за "дембеля" полы в оружейной комнате, после чего, запасясь оружием, открыл охоту на своих мучителей, закончившуюся со счётом в его пользу.
Понимая, что за этим последует, парень решил податься в бега. Компанию ему составил ещё один новобранец, прибывший служить Родине, а попавший в тюрьму, и они, запасясь едой, оружием и патронами, покинули воинскую часть. Конечно, их сразу стали искать. Но мало того, что время было упущено, так и ещё никто толком не представлял, куда беглецы отправились. Один из них был из Астрахани, второй - из Владивостока, оба - с разным жизненным опытом, что тоже вносило сумятицу.
Помогла оброненная и запомненная кем-то фраза "хочу этой суке в глаза посмотреть" - значит идут на Запад.
На след беглецов напали, но поймать их никак не удавалось, несмотря на принятые меры, включающие розыскные ориентировки, вооружённые милицейские и армейские патрули, и постоянную работу с населением, особенно с агентурой.
Парни постоянно опережали погоню на день-два. Играло свою роль их поведение - вежливое, корректное, подкреплённое разными легендами: то они "дембеля", возвращающиеся из армии, то - ездили в гости к другу к месту его службы, то из отпуска солдаты возвращаются, то, когда появились патрули - являются воооужённым патрулём, ищут дезертиров. Во всех случаях парни встречали сочувствие, получали помощь, в трм числе в виде крова, елы, сигарет, гражланскрй одежды которую часто меняли и денег.
Натыкались они и на патрули - дважды, и оба раза спокойно ушли. В одном случае - банально откупились деньгами, в другом - встретили столь горячее сочувствие к себе со стороны двух патрульных-"слонов", что их старший - сержант-дембель, счёл лучшим решением сделать вид, что этой встречи никогда не было.
Ситуацию осложняло и то, что беглецов искали не только соответствующие органы. Родные и близкие погибших, и христиане, и мусульмане, проявили редкое единодушие в стремлениии покарать обидчиков. Для этого была нанята группа из пяти или семи мужчин, опытных в кровной мести и обращении с оружием, которые скрытно выдвинулись навстречу цели. При этом соплеменникам мстителей по маршруту движения группы возмездия были даны указания всячески содействовать ей.
Время шло, результатов не было, а ситуация всё больше ухудшалась. Где-то под Челябинском беглецы в каком-то шалмане познакомились с группой беглых уголовников. Те решили принять горячее участие в миссии парней, для чего с помощью одолженного у них оружия расправились с милицейским патрулём и, вооружившись захваченным оружием, выступили совместно. При этом новоприбывшие оказались более информированными, и выяснили, что неверную девицу родители, от греха подальше, спешно отправили к бабке, живущей в нашем городе.
Также новые члены уже впрлне себе банды выяснили, что, несмотря на поднятый шум и принятые меры, по новому месту жительства фемины-либертины их не ждут, да и противопоставить им особо нечего. Контингент профессиональных военных в основном разъехался по полигонам, многие в отпусках, есть подразделение спецназа, который подавляет бунты в тюрьмах, но людей там недостаточно для поиска иголки в стогу сена.
Тем более, что выпускать на поиски оставшихся в городе и поблизости военнослужаших-срочников не рискуют ввиду их знания о произошедшем и почти поголовного сочувствия беглецам.
В сложившейся обстановке было принято решение сдвинуть дату учений на расчётное время прибытия в город обеих групп, а к операции привлечь всех способных держать оружие. Ввиду этого после собрания, посвящённого учениям, руководство автобазы попросило остаться всех, кто служил в армии и имеет опыт участия в боевых действиях.
У отца был такой опыт, оценённый орденом Красной Звезды. Специально прибывший на встречу военный в штатском обрисовал обстановку и попросил остаться добровольцев, готовых помочь. Остались все. Учения для них прошли в несколько другой атмосфере и обстановке, чем для остальных.
В итоге всё закончилось благополучно. По имеющнйся у отца информации оба бандформирования удалось грамотно дезынформировать и организовать их совместную встречу в каких-то развалинах к югу от города. Долго гонялась за бедной собачкой по полю. Еле поймала. Заберите её к себе, пожалуйста. Голыми руками. В поле. Поймала и засунула в машину волка!!! Потому что он казался ей немножко грустным!!! Последние годы существования Советского Союза. Глухая деревня на Дальнем Востоке.
Рассказ учительницы из этой деревни. Раньше дети учились десять лет. После восьмого класса из школ уходили те, кого не имело смысла учить дальше. Этот класс состоял из таких почти целиком. Две трети учеников в лучшем случае попадут в ПТУ. В худшем — сразу на грязную работу и в вечерние школы.
Мой класс сложный, дети неуправляемы, в сентябре от них отказался очередной классный руководитель. Директриса говорит, что, если за год я их не брошу, в следующем сентябре мне дадут первый класс. Мне двадцать три. Старшему из моих учеников, Ивану, шестнадцать. Он просидел два года в шестом классе, в перспективе — второй год в восьмом. Когда я первый раз вхожу в их класс, он встречает меня взглядом исподлобья. Парта в дальнем углу класса, широкоплечий большеголовый парень в грязной одежде со сбитыми руками и ледяными глазами.
Я его боюсь. Я боюсь их всех. Они опасаются Ивана. В прошлом году он в кровь избил одноклассника, выматерившего его мать. Они грубы, хамоваты, озлоблены, их не интересуют уроки. Они сожрали четверых классных руководителей, плевать хотели на записи в дневниках и вызовы родителей в школу. У половины класса родители не просыхают от самогона.
Если будешь уверена в том, что они тебе подчинятся, они обязательно подчинятся», — я держусь за слова старой учительницы и вхожу в класс как в клетку с тиграми, боясь сомневаться в том, что они подчинятся.
Мои тигры грубят и пререкаются. Иван молча сидит на задней парте, опустив глаза в стол. Если ему что-то не нравится, тяжелый волчий взгляд останавливает неосторожного одноклассника. Районо втемяшилось повысить воспитательную составляющую работы. Мы должны регулярно посещать семьи в воспитательных целях. У меня бездна поводов для визитов к их родителям — половину класса можно оставлять не на второй год, а на пожизненное обучение. Я иду проповедовать важность образования.
В первой же семье натыкаюсь на недоумение. В леспромхозе работяги получают больше, чем учителя. Я смотрю на пропитое лицо отца семейства, ободранные обои и не знаю, что сказать.
Проповеди о высоком с хрустальным звоном рассыпаются в пыль. Действительно, зачем? Они живут так, как привыкли. Им не нужна другая жизнь. Дома моих учеников раскиданы на двенадцать километров. Общественного транспорта нет. Я таскаюсь по семьям. Визитам никто не рад — учитель в доме к жалобам и порке. Я хожу в один дом за другим. Прогнивший пол.
Пьяный отец. Пьяная мать. Сыну стыдно, что мать пьяна. Грязные затхлые комнаты. Немытая посуда. Моим ученикам неловко, они хотели бы, чтобы я не видела их жизни.
Я тоже хотела бы их не видеть. Меня накрывает тоска и безысходность. И через пятьдесят лет здесь будут все так же подпирать падающие заборы слегами и жить в грязных, убогих домах. Никому отсюда не вырваться, даже если захотят. И они не хотят. Круг замкнулся. Иван смотрит на меня исподлобья. Вокруг него на кровати среди грязных одеял и подушек сидят братья и сестры.
Постельного белья нет и, судя по одеялам, никогда не было. Дети держатся в стороне от родителей и жмутся к Ивану. Иван старший. Я не могу сказать его родителям ничего хорошего — у него сплошные двойки. Да и зачем что-то говорить?
Как только я расскажу, начнется мордобой. Отец пьян и агрессивен. Я говорю, что Иван молодец и очень старается. Все равно ничего не изменить, пусть хотя бы его не будут бить при мне.
Мать вспыхивает радостью: «Он же добрый у меня. Никто не верит, а он добрый. Он знаете, как за братьями-сестрами смотрит! Он и по хозяйству, и в тайгу сходить… Все говорят — учится плохо, а когда ему учиться-то? Вы садитесь, садитесь, я вам чаю налью», — она смахивает темной тряпкой крошки с табурета и кидается ставить грязный чайник на огонь.
Этот озлобленный молчаливый переросток может быть добрым? Я ссылаюсь на то, что вечереет, прощаюсь и выхожу на улицу. До моего дома двенадцать километров.
Начало зимы. Темнеет рано, нужно дойти до темна. Темнеет же! Далеко же! Я не помню, когда последний раз слышала его голос. Обидит кто? Ванька идет рядом со мной километров шесть, пока не случается попутка. Мы говорим всю дорогу. Без него было бы страшно — снег вдоль дороги размечен звериными следами.
С ним мне страшно не меньше — перед глазами стоят мутные глаза его отца. Ледяные глаза Ивана не стали теплее. Я говорю, потому что при звуках собственного голоса мне не так страшно идти рядом с ним по сумеркам в тайге. Наутро на уроке географии кто-то огрызается на мое замечание.
Мы все, замолчав от неожиданности, поворачиваемся в сторону Ивана. Он обводит холодным, угрюмым взглядом всех и говорит в сторону, глядя мне в глаза.
Кто не понял, во дворе объясню». У меня больше нет проблем с дисциплиной. Молчаливый Иван — непререкаемый авторитет в классе. После конфликтов и двусторонних мытарств мы с моими учениками как-то неожиданно умудрились выстроить отношения.
Главное быть честной и относиться к ним с уважением. Мне легче, чем другим учителям: я веду у них географию. С одной стороны, предмет никому не нужен, знание географии не проверяет районо, с другой стороны, нет запущенности знаний. Они могут не знать, где находится Китай, но это не мешает им узнавать новое.
И я больше не вызываю Ивана к доске. Он делает задания письменно. Я старательно не вижу, как ему передают записки с ответами.
В школе два раза в неделю должна быть политинформация. Они не отличают индийцев от индейцев и Воркуту от Воронежа. От безнадежности я плюю на передовицы и политику партии и два раза в неделю пересказываю им статьи из журнала «Вокруг света». Мы обсуждаем футуристические прогнозы и возможность существования снежного человека, я рассказываю, что русские и славяне не одно и то же, что письменность была до Кирилла и Мефодия. Я знаю, что им никогда отсюда не вырваться, и вру им о том, что, если они захотят, они изменят свою жизнь.
Можно отсюда уехать? Если очень захотеть. Да, у них ничего не получится, но невозможно смириться с тем, что рождение в неправильном месте, в неправильной семье перекрыло моим открытым, отзывчивым, заброшенным ученикам все дороги.
На всю жизнь. Без малейшего шанса что-то изменить. Поэтому я вдохновенно им вру о том, что главное — захотеть изменить. Весной они набиваются ко мне в гости. Первым приходит Лешка и пристает с вопросами: — Это что? Пылесос-то зачем покупали? Волосы сушить! Обалдевший Лешка захлебывается возмущением: — Чего их сушить-то?!
Они что, сами не высохнут?! А прическу сделать?! Чтобы красиво было! С жиру вы беситесь, деньги тратите! Пододеяльников, вон полный балкон настирали! Порошок переводите! В доме Лешки, как и в доме Ивана, нет пододеяльников. Баловство это, постельное белье. Иван не придет. Они будут жалеть, что Иван не пришел, слопают без него домашний торт и прихватят для него безе. Потом найдут еще тысячу поводов, чтобы завалиться в гости, кто по одному, кто компанией.
Все, кроме Ивана. Он так и не придет. Они будут без моих просьб ходить в садик за сыном, и я буду спокойна — пока с ним деревенская шпана, ничего не случится, они — лучшая для него защита.
Ни до, ни после я не видела такого градуса преданности и взаимности от учеников. Иногда сына приводит из садика Иван. У них молчаливая взаимная симпатия. На носу выпускные экзамены, я хожу хвостом за учителем английского Еленой — уговариваю не оставлять Ивана на второй год. Затяжной конфликт и взаимная страстная ненависть не оставляют Ваньке шансов выпуститься из школы. Елена колет Ваньку пьющими родителями и брошенными при живых родителях братьями-сестрами. Иван ее люто ненавидит, хамит.
Я уговорила всех предметников не оставлять Ваньку на второй год. Елена несгибаема. Уговорить Ваньку извиниться перед Еленой тоже не получается: — Я перед этой сукой извиняться не буду! Пусть она про моих родителей не говорит, я ей тогда отвечать не буду! Он будет сидеть с теми, кто на три года моложе, и будет еще злее.
Перспектива терпеть Ваньку еще год оказывается решающим фактором, Елена обвиняет меня в зарабатывании дешевого авторитета у учеников и соглашается нарисовать Ваньке годовую тройку. Мы принимаем у них экзамены по русскому языку. Всему классу выдали одинаковые ручки. После того как сданы сочинения, мы проверяем работы с двумя ручками в руках. Одна с синей пастой, другая с красной. Чтобы сочинение потянуло на тройку, нужно исправить чертову тучу ошибок, после этого можно браться за красную пасту.
Им объявляют результаты экзамена. Они горды. Все говорили, что мы не сдадим русский, а мы сдали! Вы сдали. Я в вас верю. Я выполнила свое обещание — выдержала год. В сентябре мне дадут первый класс. Те из моих, кто пришел учиться в девятый, во время линейки отдадут мне все свои букеты.
Прошло несколько лет. Начало девяностых. В той же школе линейка на первое сентября. Я лихорадочно перебираю в памяти, чей это отец, но не могу вспомнить его ребенка: — Конечно узнала, — может быть, по ходу разговора отпустит память. Помните, когда вы к нам приходили, она со мной на кровати сидела? Это ты?! Вы меня не узнали, — в голосе обида и укор. Волчонок-переросток, как тебя узнать? Ты совсем другой. Как куплю, заберу всех своих. Он легко вошел в девяностые — у него была отличная практика выживания и тяжелый холодный взгляд.
Через пару лет он действительно купит большую квартиру, женится, заберет сестер и братьев и разорвет отношения с родителями. Лешка сопьется и сгинет к началу двухтысячных. Несколько человек закончат институты. Кто-то переберется в Москву. У вас были красивые платья.
Девчонки всегда ждали, в каком платье вы придете. Нам хотелось жить как вы. Как я. Когда они хотели жить как я, я жила в одном из трех домов убитого военного городка рядом с поселком леспромхоза.
У меня был миксер, фен, пылесос, постельное белье и журналы «Вокруг света». Красивые платья я сама шила вечерами на машинке. Ключом, открывающим наглухо закрытые двери, могут оказаться фен и красивые платья. Если очень захотеть". Благодаря одному событию - для каждого из них у меня есть история.
Сегодня хочу поделиться этой историей с вами. Может кому-то она даст небольшой, но положительный заряд. Шел, кажется, год. Я работал техником в региональной ИТ компании. Нашим главным проектом была пуско-наладка и поддержка цифровых классов в школах. Цифровой класс это: 1. Большая белая доска с сенсорной поверхностью; 2. Рабочая станция "в сборе"; 3. Схема работы простая - на доску проецируется интерактивный образовательный контент, который создается на ПК и школьники стоя у доски могут с ним взаимодействовать.
Моя задача, как техника, была в поддержке пользователей, простом ремонте и создании заявки производителю, если стандартные методы ремонта не помогли.
Однажды пришла заявка из сельской школы. По телефону разобраться не удалось, а значит надо ехать. Три часа на поезде и я на месте. Перед глазами небольшая диспетчерская и поле.
В голове проскочила мысль, а не ошибся ли я со станцией? Из-за спины меня окликнули: - Идите сюда! Поля там не было. Там были овраги, камыши и в дали виднелось село.
Это было учительница из школы. За 10 минут по пересеченной местности мы добрались на место. Я, как городской житель, был удивлен виду сельской школы. Сильно уставшее, деревянное, одноэтажное здание.
Туалет для мальчиков снаружи. Войдя в школу оказываешься сразу в спортзале. Никаких холлов. Меня провели в кабинет. В этой школе учились только местные ребята, поэтому классы были рассчитаны максимум на 4 парты. Если что-то нужно - зовите! Существуют стандартные методы решения проблем: перезагрузить, протереть от пыли, постучать, сбросить настройки и т.
Занимает такая работа минут Если проблема не решается, то я делаю заявку на ремонт, заполняю документы и уезжаю. Потом появляются какие-то люди, забирают весь комплект минимум на несколько недель и не оставляют ничего взамен. Надо сказать, что свою работу я считал довольно бесполезной. Проведенные мероприятия к починке не привели, а я уже подумывал сделать заявку и уезжать.
В дверном проёме появилась учительница.
В руках она держала большую тарелку блинов. Лицо было залито румянцем. Она аккуратно поставила блюдо на парту и прыгнула обратно за педагога. В голове выстроился цепочка: в селе конечно нет кинотеатра. Дети смотрят мультфильмы на единственном большом экране - школьной доске с проектором.
Как вы понимаете после этого уехать не починив я не мог. Ведь если не справлюсь, приедут "какие-то люди" и мультиков у детей не будет минимум несколько недель. Спустя пару часов доска была частично разобрана, найдено и устранено КЗ, которое приводило к ошибкам в работе. Задание выполнено. Ребёнки со слезами счастья на глазах, а я бегом на поезд. Учительница кстати рассказала полную схему работы "кинотеатра": она звонит другу в город, он находит новые мультфильмы, вместе с проезжающим поездом ему передают флешку.
Потом обратный путь. Если вам кажется, что ваша работу бесполезна и все, что вы делаете никому не нужно - поверьте, всегда есть кто-то для кого вы "Дядя, который починит мультики". Добра тебе, дочитавший! Доживала бабушка в тридцати километрах от Москвы, в выцветшем деревянном домике, ещё довоенной постройки. Огородик, колодец, навес, под которым дед хранил битые кирпичи и ржавые колёса от Москвича. Все это выглядело довольно грустно и безнадёжно.
А ведь когда-то, когда Тома приезжала сюда в детстве и дедушка был ещё жив, по двору бегали куры, гуси и даже козочка. А в этот приезд дом смотрелся пусто и тоскливо, как неизлечимо больной пациент.
Из живых, в доме была только сама бабушка Тамара и Тимур. Куда ж без него? Тимур был огромным серым волком, но по счастью, волком он был не слишком породистым, поэтому считался собакой. Бабушка Тамара, пыталась бодриться, встречая дорогую гостью, но получалось плохо. Даже Тимур не выглядел орлом, чего с ним раньше никогда не бывало. Обычный затравленный серый волк. Вот в былые времена, Тимур производил неизгладимое впечатление, он вёл себя так, как будто весь дом был переписан на него и бабушка с дедушкой тут нужны были, только чтобы подливать воду в миску, да накидывать сахарные косточки.
Тамара сходила в ближайший магазин в километре от дома, накупила лекарств и всяких вкусностей, напоила бабушку чаем с малиной, уложила в постель и начала хозяйничать по дому. Ну, точнее, выбрасывать мусор и испорченные продукты. Бабушка только ойкала: - Тамарка, а хлеб, хлеб куда понесла? Ну, дык срезать немного и все. Нормальный ведь хлеб. Вот у меня тележка есть, взяла и покатила. По дороге на ней посижу, отдохну и дальше пошла. А этот раз, думала, что весна уже наступила.
Солнышко пригрело, я обрадовалась и в одной кофте в магазин побежала, пропотела и застудилась вот. А зимой вообще боюсь так далеко ходить, ну, может раз в месяц и схожу. Да и пенсия у меня не та, чтобы каждый день по магазинам шиковать. Царство небесное. А, ну, получается, что и никто. А кто ко мне должен ходить? Кому нужна старая бабка с волчищем?
Я в универе такое изучаю. Представь - каждый человек может для себя придумать и организовать, какой-нибудь посильный бизнес. Главное придумать бизнес план. Какой мне бизнес? Мне восемьдесят лет. Со дня на день ноги протяну. Ты хоть Тимурку не бросишь, если что? Слушай, а может тебе торговать чем-нибудь простеньким? У тебя же трасса за забором, да и автобусная остановка под домом.
Шли дни, больная потихоньку вставала на ноги, а внучка с утра и до вечера ходила по двору и размышляла над бизнес планом для бабушки. Однажды, часов в шесть утра Тамару разбудил вой волка. Лаять он не умеет, а выть и рычать — это с полуоборота. Глянула Тамара в окошко и увидела Тимура стоящего на крыше будки, так ему удобней через забор заглядывать.
Бабушка уже не спала, она, как всегда вязала, слушая радиоприёмник. На любую. У каждого своя. Идут на нашу остановку, садятся на маршрутку, или автобус и едут в Москву на работу, а вечером обратно. Тамара призадумалась: - Бабушка, а что это за люди, в смысле, откуда они все идут? Наши — это, деревенские. За озером знаешь дома? Даже и оттуда некоторые идут.
Час, наверное целый оттуда пешкодралом добираются. А что делать? Семью кормить надо, вот и приходится. Это мне хорошо, я на пенсии всё-таки, а люди каждый божий день вынуждены в Москву ездить. Голод не тётка, тут ведь нигде работы нет. До самого вечера внучка ни с кем не разговаривала, ни с бабушкой ни даже с Тимуром, а поздно вечером вдруг закричала, испугав бабушку: - Бабушка, бабуля, проснись!
Помнишь, я в детстве рисовала раскраски?
Цветные карандаши ещё остались? Бабушка удивилась, но выдала кучу карандашей и давно засохших фломастеров. Всю ночь Тамара трудилась и к утру создала стопку трогательных, разноцветных объявлений с узорчиками. А утром, даже не позавтракав, прихватила тюбик клея и ушла. Дошла, аж до деревушки за озером и начиная оттуда и почти до самого дома, она расклеивала на столбах и заборах своё нехитрое объявление: « Уважаемые соседи!
Вы можете оставлять свои велосипеды в доме N2 по нашей улице. За сохранность отвечает серый волк. Оплата чисто символическая, вам понравится» С тех пор прошло три года, Тамара Павловна расцвела и передумала умирать. Каждый день, с утра и до позднего вечера, во дворе дома, под навесом, ждут своих хозяев тридцать, а может быть и все сорок велосипедов и даже пара мопедов.
Более точными цифрами располагает только серый волк Тимур. Тимур тоже похорошел и стал выглядеть, довольным и важным, как будто бы только что сожрал и Красную шапочку и Тамару Павловну. Тимур всегда стоит на приёмке и на выдаче. Обслуживает людей быстро, вежливо и корректно. Он никогда не выпустит из двора, клиента с чужим велосипедом. Даже эксперименты специально проводились.
Просто волк сличает запах клиента с запахом велосипеда. Надёжней, чем штрих-код. Вся деревня полюбила Бабушку Тамару, ведь она сохраняет людям самое дорогое что у них есть — время сна. Кому сорок минут, а кому и два часа в день. На велосипеде мчаться — это ведь совсем не то же что грязь ногами месить. Студенты и те, кто помоложе, платят бабушке Тамаре рублей по триста в месяц, таджики почистили колодец, отремонтировали крышу и настроили антенну, кто-то домашние яички приносит и хлеб, кто-то банку молочка из-под своей коровы на велике привезёт, кто-то просто спасибо скажет, а при случае, всегда в магазин для бабушки сгоняет.
И так, с ранней весны и аж до первого снега, даже зимой пару снегоходов и мотоколяску оставляют. Бизнес работает как часы.
Хотя, если честно, был однажды небольшой сбой. Как-то один таджик забирая свой велосипед, попытался погладить Тимура. Волк, разумеется, прокомпостировал руку. Очень странный случай. Я, например, даже не представляю себе, как это можно додуматься, чтобы в банковском хранилище, получая золотые слитки из своей ячейки, погладить по голове вооружённого охранника при исполнении….
На втором этаже, прямо над садиком "Юный космонавт". В сталинках была хорошая звукоизоляция, но днем было тихонько слышно блямканье расстроенного садиковского пианино и хоровое юнокосмонавтское колоратурное меццо-сопрано.
Когда мне стукнуло три, я пошел в этот же садик. Для этого не надо было даже выходить из парадной. Мы с бабушкой спускались на один этаж, она стучала в дверь кухни - и я нырял в густое благоухание творожной запеканки, пригорелой кашки-малашки и других шедевров детсадовской кулинарии.
Вращение в этих высоких сферах потребовало, чтобы во мне все было прекрасно, - как завещал Чехов, - и меня впервые в жизни повели в парикмахерскую. Вот тут-то, в маленькой парикмахерской на Чкалова и Советской Армии, я и познакомился со Степаном Израйлевичем.
Точнее, это он познакомился со мной. В зале было три парикмахера. Все были заняты, и еще пара человек ждали своей очереди. Я никогда еще не стригся, был совершенно уверен, что как минимум с меня снимут скальп, поэтому ревел, а бабушка пыталась меня взять на слабо, сочиняя совершенно неправдоподобные истории о моем бесстрашии в былые времена: - А вот когда ты был маленьким Степан Израйлевич - высокий, тощий старик - отпустил клиента, подошел ко мне, взял обеими руками за голову и начал задумчиво вертеть ее в разные стороны, что-то бормоча про себя.
Потом он удовлетворенно хмыкнул и сказал: - Я этому молодому человеку буду делать голову! От удивления я заткнулся и дал усадить себя в кресло. Кто-то из ожидающих начал возмущаться, что пришел раньше. Степан Израйлевич небрежно отмахнулся: - Ой, я вас умоляю!
Или вы пришли лично ко мне? Или я вас звал? Вы меня видели, чтобы я бегал по всей Молдаванке или с откуда вы там себя взяли, и зазывал вас к себе в кресло? Опешившего скандалиста обслужил какой-то другой парикмахер.
Степан Израйлевич не принимал очередь. Он выбирал клиентов сам. Он не стриг. Он - делал голову. Идите сюда, я вам говорю. Или вы хочете ходить с несделанной головой?! Я не вижу, чтобы у вас была голова.
Этот к тебе: ему просто постричься. Степан Израйлевич подолгу клацал ножницами в воздухе, елозил расческой, срезал по пять микрон - и говорил, говорил не переставая. Все детство я проходил к нему. Стриг он меня точно так же, как все другие парикмахеры стригли почти всех одесских мальчишек: "под канадку". Но он был не "другой парикмахер", а Степан Израйлевич.
Он колдовал. Он священнодействовал. Он делал мне голову. И по его лицу было видно, что он и представить не может такой запредельный кошмар. Ежеминутно со смешным присвистом продувал металлическую расческу - будто играл на губной гармошке. Звонко клацал ножницами, потом брякал ими об стол и хватал бритву - подбрить виски и шею.
У Степана Израйлевича была дочка Сонечка, примерно моя ровесница, которую он любил без памяти, всеми потрохами.
И сколько раз меня ни стриг - рассказывал о ней без умолка, взахлеб, брызгая слюной от волнения, от желания выговориться до дна, без остатка. И сколько у нее конопушек: ее даже показывали врачу. И как она удивительно смеется, закидывая голову.
И как она немного шепелявит, потому что сломала зуб, когда каталась во дворе на велике. И как здорово она поет. И какие замечательные у нее глаза. И какой замечательный у нее нос. И какие замечательные у нее волосы а я таки немножко разбираюсь в волосах, молодой человек!
А еще - какой у Сонечки характер. Степан Израйлевич восхищался ей не зря. Она и правда была очень необычной девочкой, судя по его рассказам. Доброй, веселой, умной, честной, отважной.
А главное - она имела талант постоянно влипать в самые невероятные истории. В истории, которые моментально превращались в анекдоты и пересказывались потом годами всей Одессой. Это она на хвастливый вопрос соседки, как сонечкиной маме нравятся длиннющие холеные соседкины ногти, закричала, опередив маму: "Еще как нравятся! Наверно, по деревьям лазить хорошо! Это она в трамвае на вопрос какой-то тетки с детским горшком в руках: "Девочка, ты тут не сходишь? Это она на вопрос учительницы: "Как звали няню Пушкина?
Сонины остроты и приключения расходились так стремительно, что я даже частенько сначала узнавал про них в виде анекдота от друзей, а потом уже от парикмахера. Я так и не познакомился с Соней, но обязательно узнал бы ее, встреть на улице - до того смачными и точными были рассказы мастера. Потом детство кончилось, я вырос, сходил в армию, мы переехали, я учился, работал, завертелся, растерял многих старых знакомых - и Степана Израйлевича тоже.
А лет через десять вдруг встретил снова. Он был уже совсем дряхлым стариком, за восемьдесят. По-прежнему работал. Только в другой парикмахерской - на Тираспольской площади, прямо над "Золотым теленком".
Как ни странно, он отлично помнил меня. Я снова стал заходить к старику. Он так же торжественно и колдунски "делал мне голову". Потом мы спускались в "Золотой теленок" и он разрешал угостить себя коньячком. И пока он меня стриг, и пока мы с ним выпивали - болтал без умолку, брызгая слюнями. О Злате - родившейся у Сонечки дочке.
Степан Израйлевич ее просто боготворил. Он называл ее золотком и золотинкой. Он блаженно закатывал глаза. Хлопал себя по ляжкам. А иногда даже начинал раскачиваться, как на еврейской молитве. Потом мы расходились. На прощанье Степан Израйлевич обязательно предупреждал, чтобы я не забыл приехать снова: - Подумайте себе, или вы хочете ходить с несделанной головой?!
Больше всего Злата, по словам Степана Израйлевича, любила ириски. Но был самый разгар проклятых девяностых, в магазинах было шаром покати, почему-то начисто пропали и они. Совершенно случайно я увидел ириски в Ужгороде - и торжественно вручил их Степану Израйлевичу, сидя с уже сделанной головой в "Золотом теленке". Ее любимые.
Отреагировал он совершенно дико. Вцепился в кулек с конфетами, прижал его к себе и вдруг заплакал. По-настоящему заплакал. Прозрачными стариковскими слезами. А вечером позвонил мне из автомата у него давно был мой телефон , и долго извинялся, благодарил и восхищенно рассказывал, как обрадовалась Злата этому немудрящему гостинцу.
Когда я в следующий раз пришел делать голову, девочки-парикмахерши сказали, что Степан Израйлевич пару дней назад умер. Долго вызванивали заведующего. Наконец, он продиктовал домашний адрес старого мастера, и я поехал туда.
Жил он на Мельницах, где-то около Парашютной. Нашел я в полуразвалившемся дворе только в хлам нажравшегося дворника. Выяснилось, что на поминки я опоздал: они были вчера.
Родственники Степана Израйлевича не объявлялись я подумал, что с Соней и Златой тоже могло случиться что-то плохое, надо скорей их найти. Соседи затеяли поминки в почему-то не опечатанной комнате парикмахера. Танцевали под "Маяк". Снова передрались. И растащили весь небогатый скарб старика. Дворник успел от греха припрятать у себя хотя бы портфель, набитый документами и письмами. Я дал ему на бутылку, портфель отобрал и привез домой: наверняка, в нем окажется адрес Сони.
Там оказались адреса всех. Отец Степана Израйлевича прошел всю войну, но был убит нацистом в самом начале года на Западной Украине при зачистке бандеровской погани, которая расползлась по схронам после нашей победы над их немецкими хозяевами.
Мать была расстреляна в оккупированной Одессе румынами, еще за пять лет до гибели отца: в октябре года. Вместе с ней были убиты двое из троих ее детей: София Сонечка и Голда Злата. Никаких других родственников у Степана Израйлевича нет и не было. Я долго смотрел на выцветшие справки и выписки. Потом налил до краев стакан. Посидел с закрытыми глазами, чувствуя, как паленая водка продирает себе путь.
И только сейчас осознал: умер единственный человек, кто умел делать голову. В последний раз он со смешным присвистом продул расческу. Брякнул на стол ножницы. И ушел домой, прихватив с собой большой шмат Одессы. Ушел к своим сестрам: озорной конопатой Сонечке и трогательной стеснительной Злате-Золотинке.
А мы, - все, кто пока остался тут, - так и будем теперь до конца жизни ходить с несделанной головой. Или мы этого хочем? Александр Пащенко. Мы вкалывали как ишаки, кругом авралы, а как ни зайдешь к нему — да там просто опушка отдыха. Око покоя и дали ладья. Сидит один, ничем не занят. Не скрываясь, смотрит футбольный матч. Никому на хрен не нужен. Одно хорошо — сидит на попе ровно, от звонка до звонка. Всегда и всем доступен, любой вопрос решает за минуты. Особенно я оценил легкость отправки в командировки.
В другой конторе мне для этого приходилось 17! Возни на две недели. А тут сказка — устный минутный дебат. Я обосновываю, в ответ летят два-три вопроса. Точные, как акупунктура. Он вообще был молчалив. Вполне мог послать нахрен по итогам дебатов, вежливо.
Зато когда он молвил свое ОК и возвращался к просмотру матча, далее наступало чудо. От меня не требовалось ни единой бумажки. Все вертелось само. Я называл его секретарше день и час, не позже которого я должен был прибыть в тот или иной город, и не раньше которых оттуда убыть. С этих моих слов из ниоткуда появлялись: приказ о командировке, служебное задание, заявка на внешний сервис. Покупались авиабилеты, бронировался отель, организовывался трансфер, оплачивался оргвзнос конференции, виза и медицинская страховка — все это без моего участия.
Меня спрашивали выбрать из пары готовых вариантов и что-то подписать. Такой сервис доступен сейчас в России разве что ректорам крупных университетов. А я в общем-то просто менеджер среднего звена. Не по Сеньке шапка. Но люди быстро привыкают к хорошему.
Понял я, кого мы потеряли с прочной репутацией директора-бездельника, когда его очень нехорошо сместили и назначили нового. Молодого и ретивого. Вникал во все детали, завел исчерпывающие регламенты. Мы их месяца три писали в приказном порядке, но ни у кого сил не хватило дочитать продукцию соседнего отдела.
Сейчас он тоже история — давно уволили и его, и человека, его назначившего, и его начальника, и начальника его начальника. Запомнился игрой желваками и тем, что я заколебался прорываться в его кабинет по самым неотложным вопросам.
Там всегда стояла живая очередь из других семи начальников отделов. Документацию по командировкам пришлось писать самому и собирать многочисленные визы.
Устные дебаты, а надо ли ехать вообще, и зачем, растягивались до часа — чел явно был не в теме и с энтузиазмом в нее входил. Потом кончились пластиковые стаканчики в диспенсере для холодной и горячей воды. Потом и сама вода. Следом накрылся картридж цветного А3 принтера.
Вскоре закончилась бумага и для обыкновенного. Начала рушиться сеть. Уволилась половина сотрудников. Впрочем, пятеро из них, самые красавицы, практически одновременно ушли в декрет. Две из них потом даже родили в один день.
Во всех этих уходах новый начальник всерьез подозревал хитрую интригу предыдущего. А у меня наступила ностальгия по прежнему директору-бездельнику. Созвонился, встретился с ним в ресторанчике.
Поговорили за жизнь. Он теперь генеральный директор крупного издательства. Выпуск сделает. Сказал именно в этом порядке. Именно с таким, очень мягким ударением. А че там еще делать? Сразу после школы она выучилась на фельдшера и ушла на войну добровольцем в самую первую неделю. Служила в передвижных и прифронтовых госпиталях, на передовую не попала только из-за очень хрупкого сложения, но нахлебалась ужасов и горя и без передовой. Сразу после войны её послали работать медиком "за все" в маленький посёлок на северном Урале.
Там у неё был кабинет в местной школе, где она делала прививки школьникам, лечила все местное население, иногда принимала роды и даже, раздобыв трофейную бормашину, пломбировала и лечила зубы.
Другого врача все равно не было на км вокруг. При школе у неё была крошечная коморка, где стоял её сундук аки кровать. В зимние каникулы школу нужно было топить, а на лето её закрывали на амбарный замок, и бабушка приезжала гостить к нам. Поэтому мы и прозвали её летней бабушкой. В отличие от своей мастерицы сестры, она была совершенно беспомощна по хозяйству, да и кухни у неё никакой не было, питалась в школьной столовой.
Зато она учила нас, внуков, разбираться в грибах и лекарственных растениях, лечить все болезни простыми средствами других-то и не было у неё , уважать природу и очень точно предсказывать погоду. Накладывать шины и обрабатывать и бинтовать раны, делать уколы и не бояться крови. Эти навыки нам очень пригодились во взрослой жизни. Её заветной мечтой было разбить небольшой огородик и выращивать полезные растения.
